Неточные совпадения
Крышу починили, кухарку нашли — Старостину куму, кур купили,
коровы стали
давать молока, сад загородили жердями, каток сделал плотник, к шкапам приделали крючки, и они стали отворяться не произвольно, и гладильная доска, обернутая солдатским сукном, легла с ручки кресла на комод, и в девичьей запахло утюгом.
Утром нам обыкновенно
давали по чашке чая, приправленного
молоком, непременно снятым (синеватым), несмотря на то, что на скотном дворе стояло более трехсот
коров.
Действительность представляется в таком виде: стройка валится;
коровы запущены, — не
дают достаточно
молока даже для продовольствия; прислуга, привезенная из города, извольничалась, а глядя на нее, и местная прислуга начинает пошаливать; лошади тощи, никогда не видят овса.
Теперешнее его убеждение таково: надо как можно больше производить
молока. Большое количество
молока предполагает большое стадо
коров. Кроме
молока, стадо
даст ему удобрение; удобрение повлечет за собой большое количество зерна и достаточно сена для продовольствия рогатого скота и лошадей. Молочное хозяйство должно окупить все текущие расходы по полевой операции; зерно должно представлять собой чистый доход. Вот цель, к которой должны быть направлены все усилия.
Поля удобрены ("вон на ту десятину гуано положили"), клевер в обоих полях вскочил густо; стадо большое, больше ста голов (хороший хозяин не менее 1 1/3 штуки на десятину пашни держит);
коровы сытые, породистые; скотный двор содержится опрятно, каждая
корова имеет свой кондуитный список: чуть начала
давать молока меньше — сейчас соберут совет и начинают добиваться, каким образом и отчего.
Порфирий Владимирыч при этом вступлении зеленеет от злости. Перед этим он только что начал очень сложное вычисление — на какую сумму он может продать в год
молока, ежели все
коровы в округе примрут, а у него одного, с Божьею помощью, не только останутся невредимы, но даже будут
давать молока против прежнего вдвое. Однако, ввиду прихода Евпраксеюшки и поставленного ею вопроса о блинах, он оставляет свою работу и даже усиливается улыбнуться.
Каким образом могла прожить такая семья на такие ничтожные средства, тем более, что были привычки дорогие, как чай? Ответ самый простой: все было свое. Огород
давал все необходимые в хозяйстве овощи,
корова —
молоко, куры — яйца, а дрова и сено Николай Матвеич заготовлял сам. Немалую статью в этом хозяйственном обиходе представляли охота и рыбная ловля. Больным местом являлась одежда, а сапоги служили вечным неразрешимым вопросом.
Прошло две недели с приезда Насти к Крылушкину. Он ей не
давал никакого лекарства, только
молока велел пить как можно больше. Настя и пила
молоко от крылушкинской
коровы, как воду, сплошь все дни, и среды, и пятницы. Грусть на Настю часто находила, но припадков, как она приехала к Крылушкину, ни разу не было.
— Куры не несутся, — говорил он негодующим голосом, —
коровы молока не
дают, поля не родят, мельница издержек не окупает, лес надлежащего прироста не
дает — по-вашему, как это называется?
— Ну, где еще скоро, поди, чай, дешево
дают. Только мне жаль больно, Савелий Никандрыч, кобылу-то:
корова пускай, нешто, плоха была к
молоку, кобылы-то больно жаль, славная была и жереба еще к тому.
«Трудись, говорит. Мы тоже, говорит, без труда не живем. Когда уже так, то согласнее мы тебе
дать корову и другую с бычком, значит, для разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся
молоком и говядиной. Только греха, говорит, у нас этого не заводи».
У одного человека была
корова; она
давала каждый день горшок
молока. Человек позвал гостей; и чтобы набрать для гостей больше
молока, он десять дней не доил
коровы. Он думал, что на десятый день
корова даст ему десять кувшинов
молока.
Но в
корове перегорело все
молоко, и она
дала меньше
молока, чем прежде.
Когда настал голодный год, к старушке стало приходить так много ребятишек, что она не могла уже всем им
дать молока от своей
коровы. Трем-четырем
даст, а больше и нет, и самой похлебать ничего не оставалось. Не привыкла старушка отказывать, да делать нечего — поневоле отказывает, и бедные ребятишки отходят с пустыми плошками… А такие они все жалкие, испитые, даже и не плачут, а только глядят жадно… Думать о них больно. И не знает старушка, как ей быть и как между всеми молочко делить…